Бенза Галина Марковна

Бенза Галина Марковна

Родилась перед войной, 11 января 1939 года в г. Ельск Гомельской области.

Детство мое, самый впечатлительный возраст – от двух до пяти – прошло в лесу. Там мы скрывались от захватчиков сначала в беженцах, потом в партизанском отряде.

Лес проник во все мое существо, с дождем, морозом, закатами и рассветами, холодом и, порой, голодом. Детский ум воспринимал все подсознательно, интуитивно. Рождалось понятие Родины и свободы, борьбы за выживание, понимание взаимной помощи, сострадания и сплоченности среди людей. Это как печать отложилось на всей последующей жизни в полученной специальности педагога, в профессиях, должностях.

После окончания в 1956 году 10 классов Ельской средней школы и фармацевтического факультета Могилевского медицинского училища в 1960 году работала в аптечной системе фармацевтом. Занимала должности заведующей аптекой с 1962 по 1965 в аптеке в/ч 23573 г. Витебска, с 1966 по 1968  – зав. аптекой Осиповичской райбольницы, с 1968 по 1969 – зав. сельской аптекой №137 в д. Кочице Ельского района.

В 1970 году поступила на стационарное обучение в Мозырский педагогический институт им. Н.К. Крупской, на филологический факультет. Окончила в 1974 году с отличием. Работала учительницей в Брагинском районе в средней школе д. Пирки, с 1975 по 1977 – в Ельском районном отделе образования методистом по русскому языку и литературе.

В 1977 году принята на должность корреспондента-организатора местного радио в районную газету «Ленинская правда», где проработала до 1985 года.

После Чернобыльской аварии переехала в Минск, вернулась – по состоянию здоровья – в аптечную систему. Работала с ноября 1986 года фармацевтом в аптеке №90 при десятой областной больнице г. Минска, где и вышла на пенсию.

Работа и учеба отмечались грамотами, дипломами, благодарностями.

В 1995 году переехала в г. Речица. Здесь и проживаю в настоящее время.

Тема: «Край родной и близкий»

Река времени

Лирический этюд

Мне десять лет. Я стою на очень высоком берегу реки, который стеной из яркого желтого песка круто обрывается к самой воде, к пристани, где причаливает паром.

Необычный спуск!

Мы с мамой добираемся в деревню за рекой, к бабушке, маминой маме. Раннее, очень раннее – и солнце еще не взошло – теплое летнее утро полно тумана. Светло-серой завесой он окутал берега, деревья вдоль их, людей, суетящихся на посадку и всю водную гладь.

Вода блестит, слегка колышется, словно робко дышит лишь у самого берега, у моих ног. Остальное скрыто туманом, не видно.

Я – первый раз в жизни у большой реки, потому жадным, пытливым взглядом ищу противоположный берег. И раз, и второй, и третий начинаю продлевать невидимую нить, которая соединит эту, сизую от тумана воду у моих ног с противоположным берегом. Но его не видно. Его нет! Густой туман плотно укрыл живой блеск воды, и для меня эта прибрежная гладь плавно переходит в небо. Восприятие мое таково – небо начинается у моих ног. Я запрокидываю голову и бесконечно удивляюсь!

Но вот мы на палубе парома. Скрипят уключины. И все это нагромождение телег, машин, людей с узлами, баулами плавно движется в густой серой мгле. Все завораживает меня, и чудится – я в сказке, где все не так, как было в моей детской солнечной жизни. В сказке тумана.

Идем вдоль берега Днепра. Маленькие рыбки стайками резвятся у самой поверхности воды, над чистым желтым песком берега, а дальше – темная глубина. Солнце уже поднялось, сказка тумана закончилась и началась другая – сказка летнего утра на бескрайнем лугу. Трава еще не скошена, а стоит густая, сочно-зеленая, маме почти в пояс, я же в ней утопаю. Проторенная узкая тропинка ведет куда-то вдоль, в глубину луга, и я опять не вижу того, другого ее «берега», ее конца.

Время стирает подробности. Остаются в памяти впечатления, их незримое присутствие, их неслышный, неощутимый аромат. Аромат впечатлений, аромат вечного присутствия необычного, глубокого задевшего душу.

Еще вспоминаю, как бабушка Марьечка нас провожала. Мы вышли за околицу. Ржаное поле, уже убранное, простиралось далеко, до самого леса.

Бабушка сказала:

- Ну, все. Простимся. Я дальше не пойду с вами. Я буду вам вслед петь, пока буду видеть вас.

И она запела. Пройдя немного, я оглянулась, поразившись ее сильному, звонкому голосу. Невысокая, неполная, в темной длинной, почти до земли юбке, светлой кофточке с длинными рукавами, в темном платке, привычно обмотанном концами вокруг шеи – такой она мне и запомнилась. Лицо ее было строгим, сосредоточенным, может быть сердце, заполненное до краев грустью расставания, находило выход печали в изливавшейся песне. Я не запомнила слов – они таяли, растягиваясь в звучании.

Розовым шарфом в рассеивавшемся утреннем тумане медленно поднималось солнце. Оно было неярким, без привычных горячих лучей и, казалось, не горело. В прохладе утра ощущалось тепло, идущее от земли, с легким запахом ржаных колосьев и трав, пробивающихся на пожне.

А песня все слабела, таяла в просторе поля, уносилась в небо, исчезала; в голосе все еще трепетала тоска расставания с милыми, родными, уходящими.

Мама плакала. В корзине я несла бабушкины коржики, испеченные в большой русской печке. У них был свой неповторимый вкус, никогда более не встречаемый у самого изысканного печенья.

***

… Мне пятьдесят лет.

Я стою на берегу Днепра. Берег этот, у городской, черты ухожен, одет в гранит, благоустроен: витые чугунные перила, деревья, скамеечки, фонари.

 Я прихожу сюда почти каждый вечер. Ранние летние сумерки. Небо с розовыми и желтыми полосами с подсветом зашедшего солнца отражается в спокойной глади воды. Фонари зажглись круглыми желтыми яблоками, ровной гирляндой протянулись вдоль асфальтированной дорожки.

На противоположном берегу – луг, дальше – лес. И за лесом – поле, где когда-то была рожь. То самое поле. И кажется, звучит песня… Долгая, угасающая. Песня расставания. Но навсегда ли это расставание? Если память жива? Если светится гладь реки сиянием отраженных красок неба?

Все той же реки, из детства?

… Мне уже много лет.

Мы прохаживаемся вдоль берега медленным шагом.

В моей руке тросточка-помощница. Рядом – друг, убеленный сединой. Борода и усы отливают чистым серебром.

- Князь Серебряный, - говорю я. – Надо бы покрасить твою бороду.

- Не надо, - возражает он. – Она у меня … зрелая.

Встречаются знакомые. Приятельница ведет за руку малыша.

- Внучек? – спрашиваю.

- Пра-а-внук, - протяжно говорит, улыбаясь.- Все к реке тянется, нравится ему здесь.

Я вижу в этом эстафету любви к родным местам.

Ветер с луга приносит запах лета. Свежесть близкой реки, бесконечное чисто-голубое небо и устремленная ввысь стела Ефросиньи Полоцкой – все являет ощущение спокойной радости бытия.

Жизнь, отмерянная Небом, подходит к завершению. Земная жизнь. Земной труд. Были и стремления, и цели, порой до обидного теперь, незначащие. Но жизнь повторится еще не однажды. Чтобы все исправить, улучшить.

Ветер усилился. Легкое платье трепещет, словно под намеком ветра – сниму его с тебя! И чудится другой намек - времени: будет сброшена и самая последняя одежка-тело. И дух, свободный от земных забот, воспарит над полем, над лугом, над рекой и городом, где дома выстроились в прекрасный маленький городок, где каждый человек приходит к реке, к ее свежести, дышит ароматом луговых трав, мечтает у реки, уносящей в волнах то ли грустные мысли, то ли полные надежд иллюзии.

И думается, что уже счастлив каждый тем, что живет на этой земле в необычном месте, освященном вечным присутствием Ефросиньи Полоцкой, возле стремящегося вдоль полноводного Днепра – реки, речки, реченьки, в городке, носящем название – Речица.